"Две вещи особенно врезались мне в память в день чудовищного теракта у дискотеки "Дольфи" - кромешная темнота и тишина, - рассказал "Вестям" парамедик Ронен Коэн. - Медики работали буквально на ощупь, пострадавших приходилось разыскивать в потемках. Многим ребятам, чьи тела мы обнаруживали, наша помощь была уже не нужна". Ронен Коэн оказался первым парамедиком экстренной помощи, прибывшим 1 июня 2001 года на место теракта у тель-авивского Дельфинариума. При взрыве террориста-смертника погибли 21 и были ранены 120 человек. К 20-летию даты теракта "Вести" разыскали спасателей, благодаря которым выжили пострадавшие.
Воспоминания о том трагическом дне преследуют Коэна до сих пор. Сегодня Ронену 57 лет, и в разговоре он не раз называет себя "динозавром". "Я парамедик с наибольшим стажем в тель-авивском филиале Службы скорой медицинской помощи МАДА", - говорит он. Коэн начал работу на скорой помощи почти 35 лет назад, в январе 1987 года, еще будучи студентом. Вначале - дежурным в диспетчерской, потом начал выезжать на вызовы в качестве сопровождающего санитара, затем - работать водителем амбуланса. В 1995 году поступил на курс парамедиков, который продолжался полтора года. Тель-Авив Ронен знает как свои пять пальцев. Многие места, через которые он проезжает чуть ли не каждый день по работе, навсегда связаны в его воспоминаниях с ужасными терактами. Теракт в Дельфинариуме навсегда врезался в его память как один из самых страшных.
"Прежде чем мы начнем говорить про теракт в "Дольфи", давайте я прочитаю вам то, что написал в фейсбуке ровно три года тому назад, 1 июня 2018 года, - предложил Коэн в самом начале разговора. - Помните, что тот теракт произошел в пятницу вечером? Так вот, в 2018 году этот день снова выпал на пятницу. Когда я понял это, то слова сами сложились в воспоминания о том дне. И вот что у меня вышло, практически без правок".
"1 июня, еще одна дата в календаре. Если поищете в Гугле, то узнаете, что в этот день родились Мэрилин Монро, Морган Фриман и раввин Исраэль Меир Лау. Но меня и других "динозавров" из МАДА этот день автоматически отбрасывает в 2001 год, в день, когда произошел кошмарный теракт на дискотеке "Дольфи".
В тот день под вечер я завершил обычную рабочую смену и был по дороге домой. Вместо этого мне пришлось прибыть на первой "неотложке" на место теракта, одного из самых ужасных терактов, на котором мне пришлось работать (а мне, к сожалению, доводилось бывать почти на всех терактах в Тель-Авиве).
Как обычно, ужасные картины. И как обычно, ты отключаешься и работаешь на полном автомате. Первое, что я помню, – это полную темень, ничего не видно, мы работаем почти на ощупь. Вторая картина – это тишина. Кошмарная тишина. Не помню, сколько интубаций я сделал в ту ночь. И у меня нет и не было в голове полной картины произошедшего, только отдельные фрагменты. Возможно, именно так наш мозг пытается справиться с ужасными картинами, свидетелями которых нам приходилось быть…"
- Тот теракт действительно был одним из тяжелейших в истории Израиля. Но прошло 20 лет. Часто ли вам не дают спать картины, увиденные в ту ночь?
- Я работаю в районе Большого Тель-Авива, так что проезжаю мимо места этого теракта практически каждый день. К тому же мои родители живут в районе Неве-Цедек, так что и дорога к ним проходит через променад на набережной. Так вот, не было еще ни разу, чтобы я проехал мимо места, где раньше находился дельфинарий, и не вспомнил про тот теракт. Даже сегодня, даже 20 лет спустя.
- С чем это связано? Как вы сами написали, вы спасали людей во время почти всех крупных терактов. К сожалению, Тель-Авив помнит немало ужасных трагедий в тот период…
- Прежде всего я всегда вспоминаю крупные теракты, когда проезжаю возле мест, где они произошли. Но даже на этом фоне теракт в "Дольфи" отличался от других. Прежде всего тяжестью произошедшего – огромное количество убитых и раненых. Кроме того – возраст пострадавших. В других терактах разброс возрастов был разнообразным – от полугодовалой девочки в теракте в кафе "Апропо" и до очень пожилых людей в других терактах. В "Дольфи" большинство погибших и раненых были молодыми ребятами, школьниками. В тот период моя семья дружила с учительницей из школы "Шевах-Мофет". Семь погибших детей и множество пострадавших из этой школы были ее учениками.
7 Еще фото
Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан около стенда памяти погибших у Дельфинариума в школе "Шевах-Мофет"
(Фото: Михаэль Кремер, архив "Едиот ахронот")
- Итак, в тот день вы закончили вечернюю смену в скорой помощи и собирались домой. Что произошло дальше?
- Я сдаю смену, накидываю рабочий жилет на руку и иду по направлению к машине, как вдруг вижу, что мне машет рукой дежурный парамедик, сменивший меня, - мол, иди сюда быстро. Я подошел, все еще не понимая, что он от меня хочет. "Выезжай как можно скорее, - говорит он, - был теракт". Едем на место, все движения отработаны до автоматизма: улица Арлозоров, поворот влево на набережную. Напоминаю, что речь идет о начале лета, пятнице, набережная и без того в эти дни запружена донельзя, а во время теракта – тем более. Мы пытаемся пробиться в веренице машин, с сиреной, но все равно движемся медленно, зная, что на месте теракта – полная катастрофа.
- Что происходит дальше?
- У первого парамедика, который прибывает на место теракта, есть важная задача: сделать подробный отчет в диспетческую, оценить ситуацию, вызвать дополнительные силы, сообщить о наиболее доступном маршруте к месту ЧП и так далее. В конце концов наш дежурный парамедик вышел из машины и бросился бежать в сторону Дельфинариума. Он прибежал на место, сделал все необходимое и помчался обратно, чтобы передать сообщение по связи. Когда мы приехали на место, то там уже находилась обычная скорая, мы были первой машиной экстренной помощи. Нам открыл дверь санитар с совершенно бледным лицом. "Идем скорее, - сказал он, - ситуация очень тяжелая, огромное количество тяжелораненых".
- Почему вам пришлось работать в темноте?
- Там действительно было очень темно. У нас ведь тогда не было телефонов с фонариками, клуб находился вдалеке от огней набережной, поэтому приходилось работать на ощупь. Помню, как подбежал к одному из санитаров, который сказал: "Послушай, тут есть пострадавший с кровотечением из ноги, но я не вижу, откуда именно. Что делать?"
- И что вы ему посоветовали?
- Сказал, чтобы тот снял с него брюки, наощупь определил, где заканчивается мокрый поток, отступил наверх еще 5 см и поставил жгут. Вот в таких условиях мы работали, практически наугад. И второе – там была какая-то особая тишина, звенящая.
- Вот этот момент не совсем понятен. Там ведь было немало раненых. Они не кричали, не звали на помощь?
- Тишина была вначале. Звенящая, абсолютная. Только потом ты начинал слышать крики. Помню, что первой раненой, к которой я подбежал, была молодая девушка с тяжелой черепной травмой, которой мы сделали интубацию и доставили в машину скорой. Потом ко мне подтащили молодого паренька, которому я, к сожалению, уже ничем не мог помочь. А потом пострадавшие просто поступали один за другим: одна интубация, другая, третья. До сих пор я не могу точно оценить, сколько интубаций я сделал в ту ночь. Причем дело здесь не в 20 прошедших годах. Первое интервью на эту тему я дал через неделю после трагедии. Уже тогда я не мог точно назвать количество сделанных интубаций и раненых, которым оказал помощь. И тогда, и сейчас я не мог воссоздать в голове единую картину увиденного, только отдельные фрагменты. Возможно, именно так наше сознание позволяет нам справиться с тем, свидетелями чего мы стали.
- Есть вещи, справляться с которыми было тяжелее всего?
- Наверное, самое тяжелое - это даже не визуальные картины, а запахи. Поэтому ты работаешь на полном автомате, как робот, единственная задача которого ясна – спасти как можно больше человеческих жизней. И вот ты трудишься, трудишься, после этого есть отчет, который важно написать по горячим следам. Затем я уже остался и на ночную смену, потому что у дежурного парамедика было своей работы невпроворот. В тот день я вернулся домой только через 16 часов. Усталость, понятное дело, сбивает с ног. Но уснуть ты не можешь никак.
- И вот тут возникает вопрос: как вам удается "отключиться", несмотря ни на что? Продолжать жить, функционировать в семье, заботиться о детях?
- Да, наша работа трудна как физически, так и морально. Прежде всего мы позволяем друг другу выговориться. Говорим с коллегами – на кухне, в перерывах, проговариваем увиденное. Тебе есть что рассказать, что выплеснуть наружу. Но и у них есть тоже – поэтому мы не даем друг другу вариться в собственном соку, выплескиваем все наружу. Кроме того, понятно, что очень важна и поддержка в семье. Когда я учился на курсах парамедиков, моя жена практически прошла со мной половину учебы, повторяла вместе со мной дозировки лекарств, медицинские протоколы и так далее. Поэтому и дома мне было с кем поделиться. Видимо, неспроста все мои дети посчитали для себя необходимым также пойти на скорую помощь добровольцами.
- И все же я пытаюсь понять, как вам удается отключить эмоции на месте терактов?
- Это приходит со временем, иначе на этой работе не выжить. Мы работаем вопреки нормальным человеческим инстинктам. В этой связи помню, как несколько лет назад было подозрение на теракт в районе торгового центра "Азриэли", а мы подъезжали туда со стороны железнодорожной станции. И вот я вижу картину: из торгового центра несутся толпы людей, а мы движемся в обратную сторону, против толпы, чтобы спасти пострадавших. В этом – наша задача. И я понятия не имею, что произошло с теми ребятами, которым я помогал в ту ночь в "Дольфи", – выжили ли они, сумели ли восстановиться. Но те картины преследуют меня до сих пор.
- Насколько я знаю, у сотрудников МАДА принято проведывать людей, которых они спасли, в больницах или во время восстановительного периода.
- Это так, но обычно это происходит, когда речь идет о спасении одного или нескольких пострадавших. В ночь того теракта и с тем количеством раненых, учитывая темноту и экстремальные условия работы, было просто невозможно запомнить отдельные лица.
- Вы сказали, что теракт в "Дольфи" был одним из самых тяжелых, где вам пришлось работать. Какие еще моменты вашей практики запомнились вам надолго?
- Я, к сожалению, видел их практически все. Из самых тяжелых – теракт в автобусе № 5 (1994 год). Он был первым и особенно трагическим. Были тяжелые теракты в автобусе № 20 возле рамат-ганской биржи в 1995 году и теракт в "Дизенгоф-центре" годом позже, тяжелый теракт в Mike's place – туда я приехал прямо из дома по срочному вызову. Теракт на маршруте № 5 на улице Алленби я помню, потому что как раз тогда родился мой сын. Я должен был забирать вещи из магазина для новорожденных, но вместо этого поехал спасать пострадавших в теракте. Тогда и обнаружилось, что среди погибших был сосед моих родителей.
- И вам удается справляться с этой душевной нагрузкой без психологов?
- Несколько раз к нам приходили специалисты и давали рекомендации, многие из которых мы применяем на практике. Понятно, что если кому-то требуется более специфическая и интенсивная помощь, он ее получит. Но никто не может заменить поддержку в семье и плечо коллеги, который бывал в похожих ситуациях и знает, о чем я говорю.
- Вы сказали, что все ваши дети были волонтерами МАДА. Вы предупредили их перед принятием решения, что работа на скорой может оказаться очень нелегкой?
- Они ведь выросли в семье парамедика и с детства слышали мои рассказы. Думаю, что именно это заставило их принять решение о волонтерстве. И если двое сыновей сделали необходимый минимум и продолжили дальше, то моя старшая дочь проработала на скорой три года и не сожалеет об этом. Мы с женой были очень довольны тем, что дети, как один, приняли такое решение. Для нас это означало, что мы воспитали их правильно, ну а второе – что семейная традиция продолжается.
►Теракт у Дельфинариума
1 июня 2001 года, в 23:27, арабский террорист-смертник Саид Хутори, житель города Калькилия и член организации Палестинский исламский джихад, попытался проникнуть на дискотеку "Дольфи" и пронести туда мощный заряд взрывчатки в виде пояса, начиненного металлическими шариками, гвоздями, шурупами. Охранник на входе обратил внимание на его странный внешний вид и не пустил террориста внутрь. Тогда тот подорвал себя в гуще толпы на входе в дискотеку. 21 человек погиб, 120 были ранены, многие остались инвалидами.
Большинство пострадавших были детьми репатриантов из бывшего СССР, что сделало этот теракт одним из самых трагических в истории русскоязычной общины Израиля. В память павших в Тель-Авиве установлен памятник с выбитыми на нем именами, а также инсталляция со словами "Мы не перестанем танцевать" - символом стойкости и желания продолжать жить на Земле Израиля.