В больнице "Сорока" в Беэр-Шеве посетителям легко потеряться: это огромный комплекс зданий с бесконечными коридорами, лифтами и лестницами. Но дорогу в реабилитационное отделение найти несложно: поток посетителей туда просто не прекращается. Это место, где надежда соседствует с болью, а радость сопровождается слезами. Слезами облегчения близких - оттого, что солдат жив, и слезами физической боли самого солдата - из-за усилий, которые приходится прилагать для восстановления после ранения. С начала войны в Газе на лечение в больницу "Сорока" поступили свыше 700 бойцов ЦАХАЛа. Один из них - 20-летний сержант Дэвид Павлов, боец 7-й бригады 603 батальона инженерных войск ЦАХАЛа. В интервью "Вестям" сын репатриантов рассказал об обстоятельствах боя, в котором его товарищи погибли, а он сам был серьезно ранен. Дэвид также рассказал о себе и о настроениях среди бойцов.
Павлов был ранен во время выполнения задания в Хан-Юнесе, на юге Газы, 8 декабря. В больницу "Сорока" его доставили в тяжелом состоянии - он потерял много крови. Из тела солдата извлекли более 50 осколков разорвавшегося рядом снаряда. Он перенес несколько ортопедических операций, а также пластические процедуры для восстановления кожного покрова.
"В этой больнице я родился 20 лет назад, а сейчас учусь в ней ходить заново. Есть в этом что-то символическое", - улыбается сержант Павлов, сидя в инвалидном кресле. Впрочем, привыкать к нему он не собирается - уже активно тренируется с ходунком и костылями.
"Физиотерапевты просто изумлены его настойчивостью и силой воли, - говорит Милана, девушка Дэвида, не покидающая любимого ни на минуту. - Он уже тренируется в спортзале на тренажерах.
"Мне только жаль, что я не могу больше воевать вместе с товарищами, - говорит Дэвид. - Если бы я мог прямо сейчас на инвалидной коляске вернуться в бой – я бы это сделал".
Дэвид Павлов родился в Беэр-Шеве в 2003 году в семье репатриантов из Узбекистана Лины и Максима Павловых.
В подростковом возрасте увлекся спортом, в 14 лет начал тренироваться с тяжелыми весами, в 15 лет впервые участвовал в соревнованиях.
"Я был чемпионом Израиля и рекордсменом по поднятию тяжелых весов (сквот, дэдлифт) в своей возрастной категории. К сожалению, из-за эпидемии коронавируса я не смог поехать представлять Израиль на соревнованиях в Манчестере, и это повлияло при призыве в армию. Я хотел проходить службу как "спортсмен-отличник" (спортаи мицтайен), но для этого нужны награды заграничных турниров. У меня их не было, и мне предложили служить в статусе "действующий спортсмен". Но я отказался и пошел в боевые войска", - рассказывает Дэвид.
"Поскольку я не проходил предварительных сборов ("гибушим"), я не смог пройти отбор в элитные подразделения, в которых, думаю, мог бы служить. Но в результате я пошел в инженерные войска, мне это было интересно. Я начал срочную службу в марте 2022. Завершить ее должен был в конце 2024 года".
- Но наступило 7 октября.
- Да. И это изменило все. Несмотря на то, что у меня была травма плеча четвертой степени, и меня хотели отправить в РАМ2 (войска, в которые направляют солдат, получивших физическую травму), но я отказался.
- Почему?
- Хотел идти в Газу с товарищами, воевать за нашу страну, для меня это важно. Моего близкого друга, тоже солдата, захватили в заложники боевики ХАМАСа. Его звали Ник Бейзер. Недавно было обнаружено его тело... Лучшая подруга моей сестры и ее парень погибли на музыкальном фестивале в Реим. Я знал и многих других погибших. Поймите, это было совсем близко от нас: террористы добрались до Офаким, могли дойти и до Беэр-Шевы. Если мы, израильтяне, хотим продолжать жить в своей стране, создавать семьи, растить детей – нельзя допустить, чтобы подобный кошмар снова повторился. Мы обязаны сделать все для этого, и это наша ответственность.
По словам Дэвида, утром 7 октября он спал дома, в Беэр-Шеве. Когда начались сирены, он перебрался в защищенную комнату, где продолжил спать - пока его не разбудил звонок офицера из армии.
"Он позвонил сообщить мне, что подписывает меня на "Негев" – это ручной пулемет. До этого наша бригада несла службу в Иудее и Самарии, там его использовать нельзя, поэтому я должен был получить его теперь. Я удивился, и тут он сказал: "Включи телевизор, все поймешь". Был полдень, и то, что я увидел в новостях, не оставляло места для сомнений. Однако добраться к сослуживцам я не мог - от Беэр-Шевы не было подвозок из-за опасений, что вокруг находятся террористы. Только на следующий день волонтер отвез меня на место сбора. Вскоре мы поняли, что предстоит наземная операция в Газе.
С этого момента началась интенсивная подготовка к боям в Газе. Все мои однополчане и наш командир были полны мотивации. А я - особенно, ведь мой друг был захвачен в плен...
Первый раз мы вошли в северную часть Газы перед обменной сделкой, во время которой нам пришлось выйти. Второй заход был уже в южную часть Газы. Ранение я получил в Хан-Юнесе.
- Где было тяжелее - на севере или в южной части Газы?
- Там были разные ситуации. На север мы зашли, когда территория уже была зачищена с воздуха, и практически не видели там гражданских. Наша деятельность была сконцентрирована у больницы "Шифа", внутри нее мы видели людей, но город вокруг был безлюдным. А в Хан-Юнесе мы были первыми в ЦАХАЛе, кто туда вошел. Наша задача была зачистить территорию от террористов и туннелей. Это было намного сложнее, так как перед этим не было ударов с воздуха, и почва не была подготовлена. Помню, командир нашей роты обошел каждый бронетранспортер и сказал нам: "Вы должны понимать, что здесь опасно: многие пострадают, даже погибнут". Нас подготовили, что Хан-Юнес будет тяжелым испытанием.
- Что произошло в день вашего ранения?
- У нас было задание в северо-центральной части Хан-Юнеса. Там находилась мечеть, которая стала частью инфраструктуры террора ХАМАСа, под ней был туннель. Перед нами поставили задачу уничтожить ее. Во время задания мы находились под командованием 12-й дивизии бригады "Голани". Мы приехали на место, зная, что перекресток заминирован, и что там нас ждет ловушка – и взорвали ее. Затем в здание вошли первыми бойцы "Голани", чтобы зачистить территорию – но врага там не было, здание стояло пустым. Снаружи нас прикрывали - и бойцы, и техника. Мы стали переносить внутрь оборудование для подрыва здания и разделились на три команды: первая собирает взрывное устройство, вторая его доставляет на место, третья – собирает систему. Я был в команде тех, кто переносит взрывчатку, со мной было еще несколько солдат. Я только подошел к стене, повернулся в сторону – и в этот момент террористы выстрелили по нам двумя ракетами RPG. Они влетели прямо в ту комнату, где мы находились. Одна пробила дыру в стене, вторая проникла внутрь и разорвалась прямо рядом с нами.
"В тот момент я перед глазами увидел красно-желтые пятна, меня отбросило взрывной волной. Помню, что в голове проносились мысли: что это было? Неужели свои же случайно выстрелили? Что могло так взорваться, если нас прикрывают по всему периметру?
Я с трудом открыл глаза и понял, что меня отбросило волной больше, чем на метр. Двое солдат погибли, я видел их тела рядом. Пытаюсь понять, что у меня пострадало – поднимаю руки, понимаю, что они уцелели, но пальцы не сгибаются. Стал пытаться двигать ногами. Правой - получилось, левой - нет. Я заметил, что истекаю кровью. Я попытался отползти в сторону, чтобы найти хоть какое-то прикрытие и наложить давящую повязку, но пальцы не сгибались, и мне это не удалось.
- Было страшно в эту минуту?
- Сначала я боялся, что умру прямо там, в здании. А позднее, когда меня вынесли оттуда – что потеряю ногу и не смогу ходить. Я все время был в сознании, только слышал плохо и почти не видел. Откуда издалека я слышал голоса, а оказалось - они тут, рядом. Это подоспела помощь. Меня подняли на носилки - и только тут я увидел, сколько парней погибло. Раненых было человек двенадцать. Однополчанин наложил мне повязку и объяснил, что ситуация сложная, от взрыва здание частично обрушилось, и эвакуация раненых затруднена.
Пока меня выносили на носилках, я слышал пули над головой. Бой шел прямо во время эвакуации раненых, террористов было очень много, и я очень жалел, что не могу присоединиться к своим, чтобы дать им отпор.
- Что произошло дальше?
- Меня положили в бронетранспортер, сказали "не оглядывайся". Но я оглянулся – и увидел фрагменты тел. Очень тяжело это было увидеть. Затем мне пришлось сползти на сиденье, что было очень тяжело, помню, что просил дать все обезболивающие, что есть... И вот с этого момента я уже не мог принимать активного участия в эвакуации. В больницу меня доставили вертолетом, там мне оказали медицинскую помощь, дали сильные обезболивающие – они обладают наркотическим действием, я был как пьяный. Помню, спросил куда меня доставят, и очень обрадовался, что в "Сороку", мой родной город, рядом с домом.
- Как определили ваше состояние в больнице?
- Вначале как тяжелое, потому что я потерял много крови, в теле было около 50 осколков, и потому что заняло немало времени, пока меня смогли вынести и эвакуировать. Но сами травмы у меня средней и легкой степени. Через полтора дня состояние стабилизировалось, меня перевели из реанимации в ортопедию, где сделали две операции, а затем пластику – у меня большая рана на бедре, настолько, что я видел собственные кости. Поначалу даже хотели делать трансплантацию кожи, но доктор Топаз Морис, известный хирург на пенсии, который с 7 октября занимается лечением бойцов на волонтерской основе, сумел решить это иначе: натяжением кожи и специальными пластиковыми скрепами. Он постоянно курирует мое лечение - врачи ему посылают фото, и он немедленно отвечает, что делать, и сам приходит навещать. Также у меня есть травма стопы, пострадала кость, отвечающая за функционирование пальцев: три пальца уже двигаться не будут.
- Это ограничит вас физически в будущем?
- Мне дадут определенные проценты инвалидности, но после реабилитации я надеюсь полностью восстановиться и вернуться к спорту.
- А как душевное состояние? Не только после ранения, вообще, после всего, что произошло с 7 октября.
- Я стараюсь сейчас об этом не думать, фокусируюсь на задаче встать на ноги и восстановиться. Понимаю, что позднее мне придется уделить время и душевному восстановлению. Я потерял много друзей, трое из нашей роты погибли. Думать об этом тяжко, мы были близки. Знаю, что и ребятам в моей роте было тяжело после этих потерь. Но мы обязаны быть сильными, обязаны продолжать свое дело, невзирая ни на что.
- Сослуживцы навещали вас в больнице?
- Конечно, много раз, я очень рад их видеть, это очень поддерживает. Вообще, мы получаем огромную поддержку от простых граждан. Люди постоянно приходят, приносят подарки, цветы, шоколад, да что только не приносят! У нас потрясающий народ, это просто невероятно, насколько беда нас объединяет.
"Когда меня эвакуировали, то спросили, кому позвонить из родителей. Я назвал папин номер, потому что мне было понятно, что мама может и сознание потерять. Я слышал, как папе звонят и говорят, что я ранен, и что меня везут в "Сороку". Я собрал все силы и закричал: "Папа, я в порядке", чтобы он услышал, что я жив. Родители приехали сразу же. Мама плакала. Я очень расстроился, потому что не хотел, чтобы она волновалась", - вспоминает Дэвид.
Бабушка солдата Жанна, сидящая все интервью неподалеку от внука, признается, что последние месяцы практически не спала, и лишь в последние недели начала испытывать определенное облегчение.
"Когда он решил пойти в боевые войска, я его уговаривала отказаться от этой идеи – он очень способный парень, спортсмен. Но он мне все время отвечал: "Бабушка, а кто, если не я?" - рассказывает Жанна. - Меня этот ответ поразил, я поняла, что уговаривать его бесполезно. С тех пор, конечно, спокойная жизнь закончилась, а когда он вошел в Газу – передать вам не могу, как мы все волновались. Каждое утро начиналось со звонка дочке: "Доброе утро, от Дэвида есть весточка?" У них там забирают телефоны, родным не позвонишь, поэтому новостей не было. А потом мне сообщили, что он в больнице. В той самой больнице, где он родился и я впервые взяла этого мальчика на руки".
Милана, подруга Дэвида, живет в Хадере, на другом конце Израиля. О ранении любимого узнала вечером в пятницу, 8 декабря.
"Конечно, я и до этого волновалась, что он в Газе. Но в тот день на душе была какая-то особая тяжесть, как будто предчувствие. И вдруг я увидела пост близкой знакомой Дэвида в соцсетях с просьбой молиться за солдата, раненного в Газе. Я тут же спросила ее, о ком речь – и мне чуть дурно не стало. У меня нет водительских прав, общественный транспорт по выходным не ходит, я даже не знала, как добраться до Беэр-Шевы. Утром приятель отвез меня в "Сороку", и я увидела Дэвида... Это был шок! - говорит Милана взволнованно. Но потом берет себя в руки и продолжает: - Но я ни на минуту не дала себе заплакать, мне было важно не показывать ему, что мне тоже тяжело, я хотела быть для него поддержкой. В самые тяжелые для него дни я старалась его повеселить, даже просто танцевала рядом с его койкой, чтобы он улыбался. Но после операций началась реабилитация, и постепенно хороших моментов стало все больше и больше".
- Дэвид много тренируется?
- Да, он постоянно тренируется и в физиотерапевтическом кабинете, и в спортзале, который находится в другом конце больницы. Все физиотерапевты от него в изумлении: говорят, нужно придумать этому парню более сложные задания, потому что ему все легко дается.
- Физически?
- И физически, и ментально. У Дэвида фантастическая сила воли. Он всегда был такой, но особенно сейчас. Когда я увидела его месяц назад, сразу после ранения, он был в очень тяжелом состоянии, и моя мама спросила, что я думаю про дальнейшее. Я ответила, что как только это будет зависеть от него – Дэвид восстановится и встанет на ноги. Он никогда не сдавался и не сдастся, это такой характер. Я очень рада видеть, как быстро он восстанавливается.
"Милана просто переехала сюда жить, она от меня не отходит, - говорит Дэвид. - Нас даже отпустили домой отпраздновать Новый год, хотя было очень нелегко получить для этого все нужные разрешения – от армии, от больницы, от всех. Но к 8 вечера нас отпустили, и мы отпраздновали с моими родителями. Позднее друзья наши подтянулись, было весело".
- Врачи дают прогноз, когда вы сможете вернуться домой?
- Прогноза не дают, сейчас я занимаюсь физиотерапией в группе и самостоятельно. Также я занимаюсь трудотерапией, восстанавливаю повседневные движения. Верю, что скоро начну ходить и смогу вернуться домой.