4 Еще фото
Ахав (Уди Ротшильд) и Иезавель (Оснат Фишман). Сцена из спектакля "Едоки"
(Фото: Ради Рубинштейн )
В израильской культуре роль "вечно актуального пророка" чаще всего делят два автора. Один из них Эфраим Кишон, наиболее точно понявший и описавший душу "маленького израильского человека". Другой - Ханох Левин, который вообще глыба.
После премьерного показа в театре "Габима" пьесы "Едоки" хочется добавить к этому почетному списку и Яакова Шабтая. Трудно поверить, что его танахическая фантазия было написана в 1977 году. Она смотрится настолько пугающе современно, что кажется, будто была навеяна не политическим переворотом в Израиле, когда к власти пришел Ликуд, а сегодняшними событиями (ассоциации с красным брючным костюмом главной героини подтверждают, что речь не идет о случайном совпадении) . "Едоки" ставились на израильской сцене нечасто, возможно - именно потому, что пьеса получилась уж слишком политизированной. И тут надо отдать должное театру "Гешер", осуществившему вторую постановку "Едоков" в Израиле в 1999 году, ровно через 20 лет после премьеры в театре "Хан", не понравившейся самому драматургу из-за многочисленных купюр, сделанных в тексте.
Было бы очень любопытно вспомнить, как играла главную роль царицы Иезавель в постановке "Гешера" Евгения Додина. Однако и в постановке "Габимы" эту роль поручили не менее выдающейся актрисе: Оснат Фишман вживается в роль "злой королевы" с плохо скрываемым удовольствием, превращая весь спектаклт чуть ли не в собственный бенефис.
Пьеса Шабтая основывается на эпизоде Первой Книги Царств, описывающем трагическую историю Навота Изреэльского и его виноградника, к несчастью - располагавшегося вблизи дворца царя Ахава. Эстетствующий Ахав попросил Навота продать ему виноградник, который планировал превратить в огород, предложив взамен немалые деньги.
Навот отказался отдать наследие своих отцов царю. Ахав, говорится в Танахе, вернулся во дворец "встревоженный и огорченный" и рассказал о неприятном эпизоде жене - Иезавель, которая пообещала решить проблему.
Коварная царица организовала для Навота суд, приведя лжесвидетелей, утверждавших, что владелец виноградника "хулил Бога и царя". Навота обвинили во всех смертных и казнили. Но когда Ахав пошел забрать виноградник, там его поджидал пророк Элиягу, произнесший ставшую с тех пор крылатую фразу: "Ты убил, а еще и наследуешь?"
Ничем хорошим это для Ахава не закончилось. Царь, изначально не являвшийся отрицательным героем, но поддавшийся дурному влиянию супруги, потерял право на "олам ха-ба". "Только три царя Израиля не имеют доли в Будущем, - утверждает Мишна: Йеровоам, Ахав и Менаше".
Даже в пунктирном танахическом изложении эта история вызывает интерес и пробуждает фантазию. Каким образом коварная Иезавель сумела убедить супруга совершить чудовищное преступление? Как царская чета смогла уговорить свидетелей, которые по версии Шабтая, были лучшими друзьями Навота, возвести на него очевидную напраслину, понимая, что тем они самым подписывают ему смертный приговор?
Движущей силой, по версии драматурга, является Иезавель. Именно она убеждает своего слабовольного супруга, что похищение чужого виноградника должно стать целью его жизни, ибо для чего он тогда вообще царь? Да, это недостойный поступок, признает она. Но "власть должна время от времени совершать подлые поступки и безжалостно наступать кому-то на пальцы.
Для чего? Для того, чтобы помнили, что она существует". Да и вообще: лес рубят - щепки летят. Иезавель также объясняет политическую подоплеку своей настойчивости: "Не виноградник стоит на кону, а корона! Ты не заберешь - заберут у тебя!"
И если царица олицетворяет абсолютное зло, то трансформацию Ахава (Уди Ротшильд) из никчемного мечтателя в безжалостного палача мы наблюдаем собственными глазами, и Ротшильд изображает этот переход очень точно.
Похожую трансформацию зритель наблюдает и у двух друзей Навота - Шимая (Ури Гохман) и Эльякима (Бен Йосипович). Путь к предательству нелегок для обоих, особенно для богобоязненного религиозного функционера Эльякима, однако попасть под горячую руку царицы не хочется никому. В конце концов, с той же легкостью в богохульстве она может обвинить и их самих.
Режиссер Натан Датнер придумал интересный постановочный ход, окружив сцену, изображающую царский дворец, каналами с водой. В эту воду периодически окунают руки практически все персонажи этого фарса, как будто пытаясь смыть с них невидимую кровь. В конце концов именно в воде находит свою смерть благочестивый Навот, умирающий во имя того, чтобы у царя появился свой овощной огородик недалеко от дворца.
Нелепая смерть во имя нелепой цели, в необходимости которой убедили самих себя абсолютно все. Каждый, кто считает, что израильские драматурги не попробовали себя в жанре театра абсурда, пусть посмотрит "Едоков" - и убедится в обратном.