Меня зовут Александр, я вырос в России, в Израиле живу последние несколько лет. Мое самоосознание себя евреем происходило через бытовой антисемитизм, который был фоном лихих 90-х. Ребенку в таком окружении было непросто. Но, когда я вырос, я понял, насколько мне повезло. Я рос в относительно мирное время, и Вторая мировая война вызывала у меня скорее детский интерес, чем страх. Позже я прочитал про Холокост, был на экскурсии в Освенциме, который, наверное, одно из самых страшных мест на земле. И я до сих пор не понимаю, как люди смогли настолько потерять человеческий облик. Как можно полностью потерять какое-либо сочувствие к беззащитным женщинам и детям.
Я был в музее "Яд ва-Шем", который… потрясает. Я не смог сдержать слез в Зале памяти детей. Но в отличие от Освенцима, "Яд ва-Шем" оставляет ощущение не только невероятной боли, но и надежды. Надежды, что даже в самые темные времена находятся те, кто не боится поступать по-человечески. Надежды, что больше такое не повторится.
Когда началась война 7 октября, я был с семьей в отпуске. Наши друзья звонили нам и спрашивали, как мы. И тогда я впервые услышал фразу: "Мы здесь для вас". Слышать эту фразу было тем более необычно, когда ты находишься в безопасности, а твои друзья под обстрелами. Когда мы вернулись, у меня были ярчайшие впечатления от того, насколько страна объединилась на фоне беды. Это касалось не только тех, кто без вопросов шел на резервистские сборы, но и тех, кто старался помочь эвакуированным или "просто" ездил кормить солдат на передовой домашней едой. Ценность человеческой жизни и боль от ее утраты, где каждый человек - это личность, а не номер в столбце, было тем, что разительно отличалось в Израиле от моего прежнего опыта. Я старался передать свои впечатления друзьям в России, но не уверен, что у меня получилось.
А сегодня я увидел видеоролик, как маленький ребенок ищет себе место внутри горящего здания. Это были не кадры Второй мировой войны или Варшавского гетто, это было вчерашнее видео из Газы. Ребенку, на мой взгляд, 3-4 года, столько же, сколько моей младшей дочери. Я не знаю, спасся ли малыш, вероятно, его мир, как и его жизнь, оборвались. Наверное, найдутся те, кто скажет - это война, она несет сопутствующие жертвы. Будут и те, кто скажет, что ХАМАС использует для прикрытия своих военных объектов беженцев, включая детей. Возможно, они правы, и поэтому мы считаем ХАМАС террористами, а их власть в Газе - экзистенциальной угрозой для Израиля.
Я не хочу задавать вопрос, почему нанесен был бомбовый удар, - это прерогатива военных. Но мне бы хотелось спросить политическое руководство Израиля, что было сделано, чтобы спасти этого ребенка? Неужели его жизнь и его мир были настолько не важны? И я боюсь услышать в ответ на такой вопрос оглушительную тишину. Или... пустые слова, которые хуже тишины.
Мне все больше кажется, что политическая система, которая сначала допустила резню 7 октября, теперь допускает то, что не должно было повториться. И уж точно не происходить в Израиле, где так ценят жизнь, тем более жизнь невинных. Где все еще помнят, что каждая жизнь - это весь мир.